Счастливый финал, под стать королевской свадьбе, долгие годы верного супружества. Не суждено. Увы. Океан, так легко подаривший Резанову шанс на спасение, однажды возьмет с него слишком щедрый откуп. Она будет ждать любимого 35 лет.

Казалось бы, вот вам и весь сюжет. Весь, да не весь. История с симптомом ринита дорастает до трагедии под стать античной. Каждый герой обреченно гребет в сторону маяка, но бунт против судьбы-злодейки заканчивается фиаско. Трогательным, пронзительным и до колик откровенным.

Тройственный союз поэта Андрея Вознесенского, композитора Алексея Рыбникова и режиссера-постановщика Марка Захарова играют в таком регистре, что не хватит дыхания. Ощущение, что опера — это современная экранизация Евангелия. Экранизация неклишированная и вряд ли сделанная человеческими руками и мыслями. Ни одного холостого выстрела, ни одной мимокассной фразы и богохульного жеста. Со временем цепочка трех гениальных рукопожатий разрывается, и магия постановки утекает сквозь пальцы. Но обо всем по порядку.

Либретто Вознесенского с легкостью могло попасть под штамп «запрещенки» за откровенные сцены общения человека с Богом и карикатурность образа власти. Каждая ария звучит молитвой заблудшего в степи и одновременно она — плевок в лицо слуг народа. Удачной находкой Вознесенского становится слепота увешенных наградами «избранников», их бесноватые конвульсии при легком эхе церковного пения. Либретто Вознесенского — многослойная увертюра с солирующим мотивом покаяния и следования за Ним, на его крест. Бог любит их, потому что они страдают. Они страдают, потому что христианский путь к счастью лежит через поле скорбей.

Работа композитора Рыбникова с церковными песнопениями похожа на путь канатоходца. Осовременить то, что не стареет — раз. Не опошлить и не скатиться до холщовой пародии — два. Удивительным образом Рыбников смешивает церковную песнь с рóковыми ариями и получает поистине роковóй коктейль. И если классический псалом любит тишину, то по мелодиям Рыбникова герои стреляют криком. И что самое удивительно, попадают в «десятку».

И, наконец, слова о гении места Марке Захарова. Если на театральной афише написано: «Юнона и Авось», «Ленком и Захаров» — значит, не пожалеете. Актеры будут играть, а не фарисействовать за деньги, танцоры отработают в полную ногу, а музыканты ни разу не сфальшивят.

Монументалист Захаров создает памятник. Современные постановщики — не всегда точные реплики. Александр Рыхлов, главный режиссер театра Алексея Рыбникова, в своей постановке 2017 года жаждет экшена и ради движения нещадно ампутирует важные детали рок-оперы. Резанов уже не хоронит жену, зритель даже и не догадывается, что он только что стал вдовцом. Граф даже умирает в экспресс-варианте — сказал прощальное слово и завалился набок. Перефразируя слова Резанова, режиссеры повинны в том, что половинны. И жаль.

Связка Николая Караченцева (граф Резанов) — Елены Шаниной (Кончита) — Александра Абдулова (жених Кончиты) для молодых артистов — все равно что Сальвадор Дали для учеников художественной школы. Неподражаемо.

Роль первой скрипки, конечно, за Караченцевым. Он знает свой финал, но решает взять у судьбы выходной. Несмотря на свое обаяние, Караченцев — не глянцевый мачо с обложки журнала, не сериальный романтик с цыганско-щедрой душой. Скуп на ласки и горяч в молитве — таков весь он. Роль последнего грешника, кающегося во всех смертных, ему удается с пуленепробиваемой убедительностью и рвущимися жилами.

В отличие от современных актеров (возьмём хотя бы артиста театра Алексея Рыбникова Никиту Позднякова) , Караченцев не растекается в романтических страстях. В их отношениях с Шаниной — чистая эмоция без доли намека на плоть и желание. Современная пара Позднякова и Акмановой — оба участвовали в шоу «Голос» — сыты киношным фаст-фудом настолько, что откровенно переходят на пошлые штампы. Съедающие взгляды, плотоядные улыбки и опутывающие объятия не для первой встречи. Поздняков взывает к небесам на грани фола, остервенело рвет связки и доказывает всем: я делаю это круто. Но зал молчит. Караченцев сбивается с нот, хрипит, и зал взрывается. Если есть на свете правда, то он ее знает.

В новом оттиске Юноны и Авось образ юного цветка Кончиты — сухой и постный. Актриса Александра Акманова вдруг перестает быть взбалмошной, избалованной девчонкой, балагурящей с юным женихом и мимикрирует под прилежную Ассоль с биноклем на берегу. А ведь именно кардинальная смена настроения, так точно созданная Еленой Шаниной, позволяет понять: она, как и Резанов, явственно слышит звон колокола. Зрителю интересно наблюдать за перерождением юной оторвы. Лицезреть нелепые ужимки современной пай-девочки — нет. Шанина, как бы банально это ни звучало, живет. И только за сцену ночной молитвы перед встречей с Резановым, ее можно номинировать на пять Оскаров.

И последний, но не по значению, герой. Жених Кончиты. Статный, ревнивый и не по-детски благородный. Таким его увидел актер Александр Абдулов, покоряющий дамские сердца своим бронебойным обаянием. Если любит, значит до слез. Ненавидит до кипящей пены во рту. Исступленно борется и, как бесноватый, кричит до разрыва барабанных перепонок. В новых версиях жених стал невзрачным мальчиком, не вызывающим вопросов, почему Кончита ушла (На сайте Алексея Рыбникова актера даже не представляют) Эмоции? Жажда? Щуплая тень отца Гамлета — вот это по-нашему.

Удивительно, что в постановке Марка Захарова не было второго плана. Чисто формально он, конечно, был. Да вот только ни один актер не играл в пол-ноги, даже если наполовину стоял в кулисе. Священник не был таким приторно-снисходительным, отец Кончиты блаженно не улыбался на помолвке дочери. Была трагедия. Трагедия каждого, складывающаяся в общую азбуку судеб. Осталась заточка под двух героев и полное обезличивание второго плана.

На последних словах «Алиллуйи» первый и самый звездный состав актеров-самоцветов едва стоял на ногах. Только что они отжили, отлюбили, отдышали.

Молодая поросль пылает энергией и старательно вытачивает каждую ноту. Может, они просто моложе. Может, они еще пройдут свои пяди к кресту и услышат «Алиллуйя актерам трагедии». Пока они всего лишь немного рокнутые.