Анжела Патракова
Проверка на крепость: ошибся ли «Русский букер»?
Победителем литературной премии «Русский Букер» в конце прошлого года стал роман «Крепость» Петра Алешковского. Мнения критиков разделились: одни считают, что это вопиющая ошибка жюри, другие кричат о возрождении русской монументальной реалистической прозы. Попробуем разобраться, достаточно ли «крепко» в этот раз написал Петр Алешковский, между прочим, не самый неизвестный писатель: его произведения еще в далекие 90-е входили в шорт-лист «Русского Букера».
Роман «Крепость» — это реалистическая проза с многочисленными беллетризованными экскурсами в историю. Неудивительно, что Петр Алешковский, в свое время учившийся на истфаке МГУ, свою любовь к археологическим загадкам переносит в 600-страничный роман. Объем произведения, кстати, действительно поражает эпическим размахом, а несмелого читателя может и слегка смутить. К сожалению, это не единственное, что может повергнуть в смятение.
Хорошие и плохие археологи
XXI век, наши дни. Вымышленный город Деревск в Тверской области, знаменитый своей богатой историей и древними постройками домонгольского периода. 50-летний ученый, археолог Иван Мальцов, сотрудник городского музея, уходит в запой. Автор сталкивает нас с главным героем в кризисный момент его жизни: директор музея распускает его экспедицию, которая занимается раскопками древнерусского городища в Деревске. Молодая жена, тоже работающая в этом музее, уходит от Мальцова к его коллеге.
Обидно, но уже к десятой странице читателю становится все про всех понятно. Расстановку сил, характеры, фигуры автор намечает резко и четко, без оговорок, будто рисует нам ходульные модели, а не живых людей. Собственно, на протяжении всего произведения мы не наблюдаем развития ни ситуации в целом, ни самих персонажей. Мальцов с первой и до последней страницы предстает перед нами ученым старой закалки, консерватором, романтиком, идеалистом, провдолюбом, не умеющим и не желающим «делать деньги» и «вертеться» в этом новом мире. Это, по большому счету, единственный положительный (самое главное, однозначно положительный!) герой в произведении. Окружающие вызывают у нас лишь раздраженную ухмылку, в лучшем случае — гадливую жалость.
Обидно, но уже к десятой странице читателю становится все про всех понятно. Расстановку сил, характеры, фигуры автор намечает резко и четко, без оговорок, будто рисует нам ходульные модели, а не живых людей. Собственно, на протяжении всего произведения мы не наблюдаем развития ни ситуации в целом, ни самих персонажей. Мальцов с первой и до последней страницы предстает перед нами ученым старой закалки, консерватором, романтиком, идеалистом, провдолюбом, не умеющим и не желающим «делать деньги» и «вертеться» в этом новом мире. Это, по большому счету, единственный положительный (самое главное, однозначно положительный!) герой в произведении. Окружающие вызывают у нас лишь раздраженную ухмылку, в лучшем случае — гадливую жалость.
Широкими черными мазками Алешковский рисует деятельность «археологов новой формации», подминающих Деревск под себя и свои местечковые интересы. Конфликт заключается в том, что о настоящей науке в городе радеет один Мальцов, светлая голова и большое сердце которого осталось непонятым ни женой, ни коллегами. Директор музея, подлый и лживый Маничкин, каждую неделю ездит «на поклон» в Москву, выпрашивая очередной грант. Сотрудники музея: изменница Нина и ее избранник — оборотистый и предприимчивый Калюжный — под маркой «археологических раскопок» роют котлованы под дома и дачи местных воевод. Одним словом, наука превращается в симулякр, в бесконечные раздутые сметы, имитацию исследовательской деятельности. Древние постройки в городе то и дело норовят коварно «реставрировать», перестроить и даже снести, с чем категорически не согласен Иван Мальцов.
“
Мальцов становится разменной монетой, пешкой в игре вышестоящих — теневого главы города, влиятельного бизнесмена Бортникова и директора музея Маничкина с его столичными связями.
Собственно, на этом конфликте и строится весь сюжет. Автор из главы в главу демонстрирует читателю всю враждебность мира по отношению к главному герою, фанатически преданному науке. В итоге эта враждебность достигает своего апогея. Мы видим, как Мальцов становится разменной монетой, пешкой в игре вышестоящих — теневого главы города, влиятельного бизнесмена Бортникова и директора музея Маничкина с его столичными связями. Каждый сулит ученому солидный куш за сотрудничество. Один мечтает о реконструкции древней Крепости в городе, переделке ее в туристическую гостиницу, другой —о крупных финансовых проектах, в которых, как уже говорилось, наукой и не пахнет.
— Роман поэтому и называется «Крепость», — в одном из своих интервью говорит Петр Алешковский. — Герой Иван Мальцов, имея внутреннюю крепость, неистово борется за крепость ХV века, которая находится на территории его родного города.
— Роман поэтому и называется «Крепость», — в одном из своих интервью говорит Петр Алешковский. — Герой Иван Мальцов, имея внутреннюю крепость, неистово борется за крепость ХV века, которая находится на территории его родного города.
Воины света, воины добра
Однако Мальцов — не единственный воин в этой истории. В произведении сплетаются различные исторические пласты, которые автор явно пытался запараллелить, хотя это не совсем получилось. Так возникают еще два персонажа, принадлежащие другим эпохам: из XI века возникает туманная фигура преподобного Ефрема Новоторжского, основателя Борисоглебского монастыря в городе Торжке (кстати, Деревск списан именно с этого города). Из XIV века — суровый монгол Туган-Шона, служивший хану Мамаю.
Сквозь века писатель пытается соединить эти полуисторические-полулегендарные личности и своего археолога: по преданию, род Мальцовых ведет свое начало от предков монгола Туган-Шоны. В том числе поэтому татаро-монгольское нашествие, история Золотой орды и политические перипетии степняков и русских в XIV веке — предмет самого пристального внимания ученого. Он даже пишет книгу об этих событиях: что-то вроде беллетризованной биографии своего далекого предка.
Что касается Ефрема Новоторжского, то история святого тесно связана с городом Деревском (читай, Тожком) и его Крепостью.
По мысли автора, эти три человека воплощают в себе воинственный дух русского человека, хотя какое-либо глубинное сходство между героями обнаружить, мягко говоря, сложно. Но попробуем. Допустим, у нас есть два воина — монгол и, в каком-то смысле, Мальцов. Два мученика — Ефрем и, опять же, в каком-то смысле, Мальцов. Можно конечно, вывести и триаду: сила духа и веры, сила науки, просто сила… Однако все это выглядит откровенно притянутым за уши. В целом ясно, что автор пытался увязать эти линии на глубинном уровне, выстроить некую мировоззренческую систему координат, верную для любого исторического периода, но до конца эта фундаментальная задача не решена. Почему в романе сведены истории именно этих людей остается вопросом.
Единственное, что сходится идеально: бесконечные политические интриги, безупречно увязывающие современность с XIV и XXI веками. «Пещерное насилие — основополагающий принцип ее устройства, — пишет Алешковский в книге. — Топориком по беззащитному лбу, когда никто не видит, ударом исподтишка, плетением закулисных интриг, выстрелом из кустов». Но согласитесь, если в этом и состоял замысел автора, все кажется слишком просто, ведь мысль, по большому счету, тривиальная.
Что касается Ефрема Новоторжского, то история святого тесно связана с городом Деревском (читай, Тожком) и его Крепостью.
По мысли автора, эти три человека воплощают в себе воинственный дух русского человека, хотя какое-либо глубинное сходство между героями обнаружить, мягко говоря, сложно. Но попробуем. Допустим, у нас есть два воина — монгол и, в каком-то смысле, Мальцов. Два мученика — Ефрем и, опять же, в каком-то смысле, Мальцов. Можно конечно, вывести и триаду: сила духа и веры, сила науки, просто сила… Однако все это выглядит откровенно притянутым за уши. В целом ясно, что автор пытался увязать эти линии на глубинном уровне, выстроить некую мировоззренческую систему координат, верную для любого исторического периода, но до конца эта фундаментальная задача не решена. Почему в романе сведены истории именно этих людей остается вопросом.
Единственное, что сходится идеально: бесконечные политические интриги, безупречно увязывающие современность с XIV и XXI веками. «Пещерное насилие — основополагающий принцип ее устройства, — пишет Алешковский в книге. — Топориком по беззащитному лбу, когда никто не видит, ударом исподтишка, плетением закулисных интриг, выстрелом из кустов». Но согласитесь, если в этом и состоял замысел автора, все кажется слишком просто, ведь мысль, по большому счету, тривиальная.
Поиски правды
Посмотрим на композицию. У нас три части: Город, Деревня, Крепость. Роман амбициозно предваряет знаменитый гамлетовский монолог, что сразу задает настроение: предвкушаешь мучительные поиски правды и смысла жизни. Поиски правды действительно ведутся — разными героями разных эпох. История, постоянно ныряющая вглубь времен, демонстрирует еще одно неоригинальное сравнение: жизнь — шахматная игра, люди в которой — беспомощные пешки. Кстати, шахматный лейтмотив проходит через все произведение: хан Мамай играет в шахматы с Туган-Шоной, Мальцов играет с бизнесменом Бортниковым. Автор говорит нам, что выбор часто не имеет никакого значения — ведь не из чего выбирать.
Посмотрим, как включаются в основной сюжет исторические линии. Довольно топорно: два раза Мальцов впадает в наркотический сон от зелий соседки-цыганки. Видения ученого представляют собой на удивление стройное повествование о жизни Тугана-Шоны с его рождения и до самой смерти. Автор рисует нам жизнь воина, служившего сначала Мамаю, потом Тамерлану, потом — русскому князю. Историческая линия прописана очень скрупулезно: автор рисует детальный быт монголов XIV столетия, дает картины нравов. Обилие архаизмов сильно утяжеляет текст для восприятия, но, безусловно, демонстрирует эрудицию автора.
“
Сильная любовь Алешковского к развернутым метафорам, объемным, даже дотошным описаниям природы, чрезмерной детализации всего и вся имеет все шансы отпугнуть читателя, создав видимость элитарной прозы.
В деревне
Есть в романе «Крепость» и удачные моменты, все они относится ко второй части романа «Деревне». Хотя на первый взгляд может показаться, что это совсем другая история, случайно включенная в роман. Итак, после того, как Мальцов несколько раз дает всем понять, что прогибаться ни под кого не собирается, он отдает квартиру бывшей жене и уезжает в деревню — словом, самоустраняется. И во второй части мы погружаемся в еще один вечный конфликт — города и деревни.
Сначала Мальцов чувствует себя свободным в этой лишенной всех благ цивилизации заброшенной деревушке. Ходит по грибы, делает закрутки, пишет книгу. В какой-то момент пасторальные пейзажи, которые автор заботливо окутывает дымкой детских воспоминаний Мальцова, нарушает грубо вторгающийся в эту идиллическую сказку запах этанола. Мальцов озирается и — о ужас! Поголовное пьянство. Безработица. Беспомощность. Безвольность. Грязь. Мерзость.
Вон Таисия, престарелая зэчка, зарезавшая мужа. Ей 60 и она уже который десяток лет пьет вместе со своим сыном. Вон Валерик, наживающийся на «паленке», рецептами своих коктейлей способный посоревноваться с самим Венечкой Ерофеевым. Вон Лена, сердобольная смиренная женщина, всю жизнь гнет спину на грядках, жалеет местных алкашей, но неизменно наливает им. Поистине жуткие и невероятно верные портреты. Вот она — деревня XXI века. Грязная. Никому не нужная. Безнадежная. Но и эту тему Алешковский до конца не доводит. Его ученый в конце концов сбегает из этой дыры, что удобно объясняет так: у деревенских особая психология, которую археологу никогда не постичь и не принять. Тема деревни обрывается внезапно. Точно так же не раскручены другие повороты сюжета: например, бесполезно пропадает в массиве текста детективный момент с выстрелом в директора Маничкина. Приключенческая тема — поиски клада, археологическое открытие — в последней части «Крепости» тоже выглядит недоделанной. Но до нее еще нужно пробраться, пробираясь сквозь тернии заковыристого, цветистого и невыносимо романтичного текста, которым, упиваясь собой, беспощадно потчует нас автор.
Вон Таисия, престарелая зэчка, зарезавшая мужа. Ей 60 и она уже который десяток лет пьет вместе со своим сыном. Вон Валерик, наживающийся на «паленке», рецептами своих коктейлей способный посоревноваться с самим Венечкой Ерофеевым. Вон Лена, сердобольная смиренная женщина, всю жизнь гнет спину на грядках, жалеет местных алкашей, но неизменно наливает им. Поистине жуткие и невероятно верные портреты. Вот она — деревня XXI века. Грязная. Никому не нужная. Безнадежная. Но и эту тему Алешковский до конца не доводит. Его ученый в конце концов сбегает из этой дыры, что удобно объясняет так: у деревенских особая психология, которую археологу никогда не постичь и не принять. Тема деревни обрывается внезапно. Точно так же не раскручены другие повороты сюжета: например, бесполезно пропадает в массиве текста детективный момент с выстрелом в директора Маничкина. Приключенческая тема — поиски клада, археологическое открытие — в последней части «Крепости» тоже выглядит недоделанной. Но до нее еще нужно пробраться, пробираясь сквозь тернии заковыристого, цветистого и невыносимо романтичного текста, которым, упиваясь собой, беспощадно потчует нас автор.
Подытожим: кое-что Алешковскому безусловно удалось, но в целом роман не кажется цельным, стройным произведением, он напоминает одеяло, грубо сшитое из нескольких кусков материи. Многое будто не дописано. Практически ни одной свежей мысли не прозвучало, и, прочитав книгу, фактически не возможно без трюизмов сформулировать идею, которую хотел донести до нас автор. Единственное, что мы можем сказать, побыв в однозначном черно-белом мире Алешковского: мы все пешки в большой политической игре… Странно, но жюри «Русского Букера» этого оказалось достаточно.
