об этой песне, Коэн напустил еще больше туману: «С какой бы женщиной я ни был, мне всегда казалось, что в наших отношениях есть кто-то третий, пытающийся соблазнить ее. Или же я сам представлял себя такой фигурой по отношению к влюбленной паре. Или — другая женщина соблазняла меня, но третья сторона незримо присутствовала всегда».

Конкретные слова, аллюзии на реальные вещи вроде синего пальто Burberry, собственное имя в тексте — все это еще не делает песню Леонарда Коэна сколь-нибудь легко трактуемой или хотя бы посвященной правдивой истории. Как всякий большой поэт — а ведь именно с поэтических сборников канадец и начал карьеру, — Коэн превращает любую вещь, любую историю в метафору целого явления. В случае с «Famous Blue Raincoat» — предательства в любви как такового, безотносительно виновного.

Когда была написана эта композиция и весь альбом «Songs of Love and Hate», музыканту исполнилось тридцать шесть — и как о любви, так и о ненависти с предательством он знал не понаслышке. Обычная ситуация с молодым и безвестным еще Леонардом Коэном — начать читать стихи у бассейна и через четверть часа обнаружить вокруг себя толпу внимающих каждому слову поклонниц в бикини. A ladies' man, дамский угодник, — тоже метафора, вынесенная в название другого, более позднего альбома, и тоже чистая правда о себе самом, которой он не стеснялся.

Первая большая любовь — та, о которой он будет вспоминать даже в последние недели на Земле, — пришла к Леонарду Коэну на греческом острове Гидра. Туда 25-летний юноша отправился после нескольких месяцев в дождливом Лондоне, где он на грант от Совета Канады по искусству «сидел в холодных комнатах и сочинял печальные стихи», как писал в последнем прижизненном очерке о великом канадце редактор The New Yorker Дэвид Рэмник. Гидра, на которой под запретом были автомобили, а электричество подавалось лишь эпизодически, стала местом, где поэт познакомился со всеми доступными веществами, изменяющими сознание, — и с Марианной Илен, самым долгоиграющим из коэновских наркотиков.

и я думаю, что последую за тобой очень скоро. Знай: я совсем рядом — и если ты протянешь руку, полагаю, ты сможешь нащупать мою».

Вторая половина шестидесятых для Леонарда Коэна была подобна вихрю. Без видимой цели поехал он в Америку, познакомился в Нью-Йорке с фолк-певицей Джуди Коллинз, которая озвучила сколь очевидную теперь, столь и поразившую поэта тогда мысль: исполнять свои стихи под гитару. С той встречи не прошло и нескольких лет, как за первым снискавшим успех альбомом почти без перерывов последовали второй и третий, а за ними — концерты перед аудиторией в 600 тысяч человек и мировые туры.

Правда, все гастроли вплоть до выхода в середине 1990-х на условную «пенсию» давались Коэну нелегко: он вспоминает, что поначалу не выходил на сцену без какой-нибудь бодрящей таблетки, а потом, когда с наркотиками завязал — без трех (!) бутылок очень дорогого «Шато Латур». Призрак алкоголизма маячил перед 60-летним музыкантом, и Коэн решил от него просто сбежать — решение немыслимое для многих безвестных пьяниц и абсолютно логичное для «звезды», не только скопившей денег, но и всегда жаждавшей уединения и духовных поисков. Побег от винных бутылок и суеты канадец предпринял радикальный — прямиком в дзен-буддистский монастырь под крыло сомнительного персонажа по имени Кёдзан Джошу Сасаки Роши. (В пользу этого гуру со скандальным шлейфом, впрочем, говорит смерть в 107-летнем возрасте).

Там, в общине на горе Болди в Калифорнии, Коэн стал самым настоящим монахом, забывшим о повседневных заботах — в частности, о такой ерунде, как деньги. Однако когда со спиритуалистскими исканиями он все-таки решил покончить, музыкант обнаружил себя банкротом: его менеджер благополучно присвоила без малого все накопленные с продаж пластинок и концертных билетов деньги. Так, уже вступив в восьмой десяток, Леонард Коэн столкнулся с неожиданной необходимостью возвращаться к гастролям и регулярной записи альбомов. Так преступление одного человека внезапно подарило тысячам других возможность увидеть музыканта на сцене, а миллионам — новые его песни, в том числе несколько шедевров.

провел у себя дома, в инвалидной коляске (вечно больная спина!), смиряясь с неизбежностью смерти и записывая на эту тему новые песни.

Альбом «You Want It Darker» («Ты хочешь еще темнее») вышел 21 октября этого года. Заглавная его песня стала последним большим шедевром музыканта: трогательная и глубокая не исповедь даже, не признание — простая мантра или кадиш по прожитым годам. Успев пошутить о том, что планирует жить вечно «или хотя бы до 120», и выразить радость за своего давнего коллегу-соперника Боба Дилана, удостоенного Нобелевской премии по литературе, Леонард Коэн признавался в интервью Рэмнику, что хочет теперь только одного: умереть без лишних мучений.

Жизнь поэта и музыканта оборвалась 7 ноября, и предполагаемой причиной стало падение, от которого Коэн не оправился. По данным группы исследователей из Нью-Йоркской школы медицины и Университета Вашингтона, смертность среди престарелых пациентов, упавших в пределах собственного дома или ближайшей улицы, составляет немыслимые 33% за первый год после несчастного случая — не в каждой группе онкологических заболеваний показатели настолько высокие. Леонард Коэн не был человеком, «больным насквозь», не был он и ипохондриком — однако дожить пусть не до 120, так хотя бы до следующего альбома ему помешало снижение собственной мобильности, естественное для людей, большую часть времени проводящих в коляске. Да, он был готов к своей смерти, были к ней готовы и его поклонники, так пусть от этой ожидаемой трагедии останутся не только прекрасные песни — но и простая мысль: обыкновенное падение может быть опасным даже для великого человека.