— Если смотреть на жизнь только с одной точки зрения, можно прожить ее беззаботно и счастливо. Нет никакой неопределенности, а значит, нет и проблем, — уверен вьетнамский писатель Вьет Тан Нгуен. Герой его дебютного романа не может быть счастлив — он видит две стороны.

У «Сочувствующего» нет имени. Может быть, он потерял его, когда бежал с вьетнамской войны. Безымянным его мог сделать и статус коммунистического агента, ставшего американским политзаключенным. Верен коммунистическим идеям. Предан товарищам по армии, убеждают критики.

После всех политических трясок «Сочувствующий» оказывается на съемочной площадке. Снимают что-то не сильно отличающееся от «Апокалипсиса сегодня». О чем фильм — вопрос. В каком жанре — два вопроса. Отчасти триллер, отчасти политическая сатира на злобу дня.

Пулитцеровский комитет назвал книгу «многослойной иммигрантской историей» человека «с двумя разумами». Вьет Тан Нгуен уверен, что его «Сочувствующий» — исповедь, предназначенная только для вьетнамцев.

«Весь невидимый нам свет» — книга о Второй мировой войне. О мире во время Второй мировой войны. Жанр приключенческого романа и оды научной планете Жюль Верна позволяют Энтони Дорру обойтись без шоковой терапии.

Действие романа движется параллельно в разное время и в разных местах. Слепая французская девочка не интересуется сказками и девичьими рассказами. Она наощупь изучает моллюсков в Национальном музее естествознания и читает романы Жюля Верна, набранные брайлевским шрифтом. Утром в ее доме звучит записанная еще в мирное время научно-популярная передача. В Германии эту же радиоволну ловит немецкий мальчик-сирота. И здесь срабатывает закон «горя от ума». За свою начитанность и развитость он попадает в нацистскую школу для избранных. Теперь юноша — ценный специалист вермахта, по радиосигналу выслеживающий русских партизан.

Сами того не зная, герои движутся навстречу друг другу. Естественно, в будущей красивой истории должен появиться кто-то лишний. Он не претендует на любовь. Ему всего лишь нужен драгоценный камень.

Приключенческая нота перебивает традиционную тему ужасов войны. Высокопоставленный немецкий офицер, больной лимфой, свято верит в силу бриллианта, охраняющего жизнь своего владельца. За целительным камнем он охотится с яростью Индианы Джонс или Френсиса Моргана из «Сердца трех». Битва романа разворачивается между нацистами и учеными. Одни бесполезно ищут бессмертия, другие бьются за ценный экспонат.

Роман не искрит геройскими подвигами. Точкой опоры, калькой для восстановления нормальной жизни в нем становится простой быт: камелька и потертые обои в цветочек. Но прежде чем вернуться к этому теплому очагу, героям приключений по традиции нужно найти сундук мертвеца, потерянный ключ или проклятый бриллиант.

«Ощупать что-нибудь по-настоящему — кору платана в саду, жука-оленя на булавке в отделе энтомологии, гладкую, словно лакированную, внутреннюю сторону морского гребешка <…> — значит полюбить»… Повышенная роль тактильности в произведении Дорра объясняется слепотой главной героини. Однако сам автор так же бережно и трепетно «ощупывает» своих персонажей, как его французская девочка изучает моллюсков в Национальном музее естествознания.

«Освободите на полке с книгами о любимых картинах место для шедевра Донны Тартт о крохотном шедевре Карела Фабрициуса», — пишет газета The Washington Post.

Ему еще нет 30, но жизнь успела прокрутить его в стиральном барабане и насухо выжать. Не зная языка, он нервно просматривает колонку уголовной хроники в голландских газетах и боится найти в ней свое имя.

Ему 13 — хорошее время для беззаботного весеннего утра. Если бы не вызов мамы в школу, если бы не пара лишних часов, если бы не случайно начавшийся ливень…Тео Декер не оказался бы на выставке старых европейских мастеров. Но рулетка уже закрутилась и остановиться ей суждено лишь на последних строчках романа.

Взрыв. Мальчик приходит в себя возле незнакомого умирающего старика, который успевает передать ему кольцо и убеждает вынести из разрушенного здания картину «Щегол» рембрандтовского ученика Карела Фабрициуса. Роковой взрыв отнимает у Тео Декера мать и дарит ему бесценный шедевр, за которым охотится Интерпол.

Прежде чем мальчик окажется в фешенебельной гостинице Амстердама и развернет газету с криминальной хроникой, его будет швырять как во время добротного шторма — от нью-йоркских меценатов до старика-краснодеревщика, от дома в Лас-Вегасе до тех самых голландских апартаментов. Он узнает тонкости антикварного бизнеса. И да. Он, в отличие от фоеровского «Жутко громко и запредельно близко» не будет носить маску вечного ребенка.

Читателю предстоит привыкнуть к «мегаполисному» ритму Донны Тартт. «Вечный двигатель» романного действа автор запускает мастерски — представив нового героя, намекнув на продолжение или просто вовремя умолкнув.

Вход посторонним в Северную Корею, как и в заповедную зону, запрещен. «Сын повелителя сирот» позволяет хотя бы из-за кулис подглядеть за жизнью, пожалуй, самой закрытой страны.

Устрашающий фольклор о Северной Корее, о тех, кто находится по ту сторону, американский писатель Адам Джонсон переложил на язык художественной прозы. Результат ожидаем — предсказуемо страшно, грозно и, скорее всего, правдоподобно.

Чон До — мифологический сын северокорейского народа, объединивший судьбы сотни беженцев, с которыми беседовал Адам Джонсон. Сиротское детство. Голод. Служба в армии. Курс на выживание.

Чон До становится «своим» парнем для местных властей — он похищает гуляющих по побережью японцев, получает награду — его отправляют учиться английскому языку. Корейцу светит неплохой карьерный рост, и сразу после окончания языковой школы он становится радистом на корабле. По закону жанра музыка повествования меняется с мажора на минор. Чон До, спасая жизнь своей команде, ввязывается в общую выдумку и оказывается разоблачен.

Адам Джонсон с непримиримой холодностью описывает ужасы лагерной жизни: постоянные избиения, пытки и постепенное размытие границ между реальностью и фантастическом миром любви и спокойствия. В нем Чон До — счастливый семьянин, выбравший в жены не кого-нибудь, а звездную актрису Сан Мун. Да и сам он вдруг становится Великим руководителем командира Га. Потусторонняя жизнь бьет ключом. В лагере бьют конвоиры.

Выдуманная реальность — спасение и пристанище измордованного сознания Чон До. В ней нет добра и зла, правды и лжи, высокого и низкого. А, значит, нет тирана, способного раздавить любого «своего» парня. В том мире он больше не великий и, уж тем более, не страшный. Он добрый медведь, с когтей которого Чон До слизывает мед.